– О, неважно, ты так великодушен, что меня гложет совесть, папа, – произнесла Тамсин. – Я не ставлю тебе в укор, что ты сбежал от мамы, когда сама я сделала то же самое. Раз уж я потрудилась уйти от нее, то я буду так поступать и впредь денно и нощно. – Она протянула руку отцу. – Пойдем с нами, проводи невесту к алтарю.
Она подхватила одной рукой под локоть отца, другой Берти, и все они отправились к церкви.
Прогулка была весьма короткой, но Берти и тут умудрился успеть многое передумать. Когда они дошли до церкви, он вымолвил:
– Знаешь, мне кажется, не похоже, что кто-то будет спорить с папочкой невесты, если он говорит, что церковь прекрасно подходит и ему и такого рода свадьбе, и неважны эти причудливые убранства. Что, если мы попросим их всех – имею в виду их, которые в Эйнсвуд-Хвузе – присоединиться? Ты хотела бы иметь на свадьбе герцогиню Э., я знаю, захотела бы, Тамсин, и только и думаешь, что Лиззи и Эм не довелось увидеть, как Эйнсвуд надел оковы. – Он скривился. – Меня беспокоит, что они разочаруются.
Его суженая обратила на него свой взор, ее глаза засияли.
– Ты самый лучший, самый добрый мужчина на свете, Берти Трент, – произнесла она. – Ты думаешь обо всех. – Она повернулась к отцу. – Ты видишь, папа? Ты видишь, как мне повезло?
– Конечно, вижу, – подтвердил ее отец, пока Берти заливался ярким румянцем. – Надеюсь, твой кавалер уступит мне честь написать приглашение твоим друзьям.
Тут же приглашение должным образом было составлено, и ризничий отнес его в Эйнсвуд-Хауз.
Не прошло и четверти часа, как гости толпой ввалились в церковь. Никто ни с кем не спорил, хотя несколько человек плакали, как и положено особам женского пола. А Сьюзен, в чью способность выражать нежные чувства не входили слезы, пыталась подбодрить всех тем, что облизывала им руки и время от времени радостно возвещала «Гав!»
Священник, привыкший к причудам господ, радостно протиснулся сквозь толпу, и венчание, если ему и не хватало роскоши, определенной высокими требованиями пэров королевства, все же бесспорно прошло успешно, сделав всех присутствующих на церемонии счастливыми, а более всего из-за принесенных клятв, а это ведь все, что имело главное значение в подобном деле.
После церемонии мистер Придо пригласил все общество переместиться в отель «Палтни», где он остановился, чтобы «чуточку освежиться».
Вскоре стало совершенно ясно, от кого Тамсин унаследовала свою деловитость, потому что весьма быстро последовало объявление, что собран (и когда только успели?) и подан крайне роскошный свадебный завтрак.
Не прошло много времени, как Берти осенило, что деловитость – это не все, что унаследовала его молодая жена.
Мистер Придо сделал новобрачным «маленький подарок» в виде анфилады комнат, искусно предупредив всеобщий спор, где же им провести их брачную ночь.
«Палтни» представлял из себя изящно обставленное, очень дорогое заведение. А выше означенные комнаты являли собой ряд обширных апартаментов, обычно державшихся на случай посещения особ королевской крови.
Даже Берти, который не мог сосчитать фунты, шиллинги и пенсы без того, чтобы не заработать сильнейшую головную боль, не составило труда додуматься, что у его тестя, должно быть, деньгами набиты карманы.
Лишь только слуги закончили суету, в которой и нужды-то не было, и удалились, как Берти повернулся к новобрачной.
– Послушай, душечка, – мягко произнес он, – может, ты забыла упомянуть, что твой папочка богат, как Крез.
Она порозовела, потупилась и прикусила губу.
– Ой, да будет тебе, – успокоил он. – Я знаю, у тебя, должно быть, имелась важная причина, и ты не слишком стесняешься, чтобы сказать мне? Я знаю, что тебя не беспокоит, не охотник ли я за приданым. Даже если б захотел им стать, моя черепная коробка не так устроена. Я с трудом понимаю, что сказать девице, когда она мне нравится, не говоря уж о том, чтобы сказать что-то, притворяясь, что она нравится, когда этого и в помине нет, а нравятся если только ее деньги. Все, что у меня на уме, то и на языке, в общем-то, и ты знаешь, что я имею в виду, что бы я ни говорил, верно?
– Да, разумеется, я знаю, – согласилась Тамсин. Она отступила на шаг от него, сняла очки, протерла о рукав и снова водрузила на нос. – В Аткорте, когда ты попросил меня выйти за тебя замуж, я собиралась сказать тебе о моем отце. Но ты рассказал, как убегал от наследниц, которых подсовывала тебе твоя тетя. Я испугалась. Я понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Я боялась, что когда расскажу, то ты не меня увидишь, а какую-то наследницу. Я тревожилась, что тебе станет неудобно, и возможно твоя гордость не сможет этого вынести. Прости, Берти. – Она задрала подбородок. – Я по природе не жестокая и не коварная, кроме некоторых вопросов, в которых женщина обязана быть таковой. Я не могла рисковать: вдруг ты сбежал бы от меня.
– Не могла рисковать, вот как? – Берти кивнул – Ну, вот что я вам скажу, леди Ти. Ты поступила превосходно, я ведь не сбежал, верно? И не сбегу никогда. – Он засмеялся. Ничего не мог с этим поделать. Мысль о ее "жестокости и коварстве" на его счет – и беспокойство, что он, дескать, сбежит – доставила ему безмерное удовольствие.
Все еще посмеиваясь, он притянул ее и заключил в объятия.
– Я никуда не собираюсь, – заверил он. И поцеловал хорошенький носик. – Кроме, возможно, нашей восхитительной кровати со своей женой. – Он поднял взгляд и огляделся. – Если, то есть, мы сможем найти, где, черт побери, она есть.
Поместье Лонглендз, графство Нортгемптоншир