Вир задержался на ступеньках.
– Влюбившись? – переспросил он. – Ты уверен?
– Вообще-то нет. Откуда мне знать? По мне, так он говорит и выглядит по-прежнему идиотом. Но Джессика уверяет меня, что он сосредоточил свои крошечные мозги на мисс Прайс.
Они продолжили разговор, при этом Дейн громогласно подсчитывал сумму, которую он уплатит мисс Прайс, если та сжалится над Трентом и выйдет за него замуж, в то время как в голове Вира эхом отдавалось: «влюбившись», и он размышлял, не заметила ли леди Дейн где еще признаки подобного нездоровья.
– Ты что-то странно притих, – заметил Дейн, когда они устроились в креслах. – Мы вместе прошагали целых пять минут, и ни единого задиристого замечания не слетело с твоих уст.
Тут вошел слуга, и они дали ему указания, что принести. Когда тот ушел, Вир сказал:
– Я хочу, чтобы ты поведал мне все, что тебе известно о Гренвилл.
– Так уж выходит, что именно это я и намеревался сделать, хочешь ты слушать или нет, – признался Дейн. – Я уже приготовился избить тебя до бесчувствия, привести в чувство и снова впихнуть твою побитую шкуру в это кресло. В этом славном, способном к восприятию положении ты бы внял этой истории и, возможно, даже ненароком проскользнувшему намеку на совет.
– Любопытно. Нечто подобное я держал на уме в отношении тебя в случае, если ты предпочтешь свою обычную раздражающую манеру.
– На сей раз я буду с тобой милосерден, – предупредил Дейн. – Ты сделал мою кузину герцогиней, вернув ей надлежащее место в этом мире. Более того, ты пошел с ней под венец, если не из благородных побуждений, то, по меньшей мере, не совсем уж из подлых мотивов. Я совершенно искренне тронут, Эйнсвуд, твоим невозмутимым равнодушием к ее происхождению. – Едва заметная насмешливая усмешка играла на губах Дейна. – Возможно, «невозмутимый» не совсем то слово, что я хотел сказать. Все же я впечатлен, если не сказать, глубоко изумлен, свидетельством твоего вкуса впервые за всю твою ублюдочную жизнь. Она поразительно красивая девушка, верно? Они все потрясающе привлекательны, большая часть Баллистеров. Она унаследовала внешность от деда по материнской линии, знаешь ли. Фредерик Баллистер и мой отец в юности были как две капли воды. Но позднее Фредерик переболел оспой, и болезнь изуродовала его. Видимо по этой причине Энн Баллистер сравнивала свою дочь с моим отцом, а не с собственным. Она, должно быть, не ведала, что Фредерик из красавцев Баллистеров. Мы еще не раскопали портрет Энн. Но будь уверен, если таковой существует, то Джессика непременно его найдет. Она страшно гениальна в поисках подобных штучек.
Виру было известно, что одной из таких «штучек», найденных леди Дейн, был незаконнороженный сын Дейна, Доминик. Она отыскала его и заставила Дейна его содержать. Это воспоминание вызвало волну холода в темных глубинах разума Вира, дальних берегах, где толпились сиротливо изгоняемые мысли.
Он приписал это ощущение голоду и нетерпеливо посмотрел в сторону двери.
– Где этот чертов слуга? – возмутился он. – Сколько нужно времени, чтобы принести кружку эля?
– Да слуги все сбились с ног, прислуживая сегодня утром гостям, – пояснил Дейн. – Или скорее подбирая трупы, что больше соответствует действительности. Когда я первый раз спустился в разгар дня, общая столовая была усеяна телами. Напомнило мне наши славные денечки в Оксфорде.
Появился слуга, а следом за ним ступал еще один. Оба сгибались под тяжестью подносов, хотя еды несли для двоих человек. Однако эти двое были крупными мужчинами с соответствующими запросами.
Следовательно, прошло еще какое-то время после ухода слуг, прежде чем Дейн начал свое повествование. Однако он не стал вдаваться в подробности, присовокупляя литературные красоты или, того хуже, вдаваясь в сантименты. Он рассказывал так, как того хотел услышать Вир: по-мужски скупо, придерживаясь голых фактов и изложив их по порядку, не разбрасываясь на различные «почему» и «для чего», а также на самое бесполезное из всех отклонений от темы – гадание «а что, если бы».
Все же, как Вир и ожидал, история была неприглядная, и он потерял вкус к еде раньше, чем опорожнил тарелку от первой порции, поскольку к тому времени повествование добралось до тюрьмы Маршалси.
Вир отставил тарелку.
– Она говорила мне, что ее сестра умерла, вот и все. Ни в коей мере не упоминала, как это произошло. Она ничего не рассказывала о долговой тюрьме.
– Баллистеры по природе никому не доверяют, – предположил Дейн. – Лидия явно похожа на большинство представителей нашей породы. «Не хотела ворошить прошлое» – вот ее объяснение, почему она никому ничего не рассказывает о родственниках. Знаешь, что она ведь была на моей свадьбе – чуть ли не на ступенях церкви – и ничем себя не выдала? Что, черт возьми, она думала? Что мне не наплевать на то, что сделала ее мать? – Он сердито посмотрел на свою кружку. – Да моя собственная мать сбежала с заезжим купцом. А сорванец, которого я прижил с первостатейной дартмурской шлюхой, живет в моем доме. Эта девчонка думала, будто я воображу, что она недостаточно хороша для нас?
– Меня не спрашивай, – отозвался Вир. – Я не имею ни малейшего понятия, что творится в ее голове.
Хмурый взгляд переместился на Вира.
– Я прекрасно осведомлен, что твой интерес лежит в другом месте. Ты женился на ней не ради ее ума. Ты и вообразить не в состоянии, что она – да и любая женщина – им обладает. Ладно, позволь кое-что сказать тебе. Эйнсвуд. Ум у них имеется. Они думают всегда, женщины, то есть, и если ты не желаешь, чтобы тебя обхитрили при каждом удобном случае, я советую тебе применить свои тупые и вялые мозги, чтобы понять, что в голове у твоей жены. Знаю, тебе это трудно. Размышление нарушит тонкое равновесие твоей конституции. Я постараюсь облегчить сие действие, поделившись всем, что мне ведомо. Мы, джентльмены, должны держаться вместе.