Вместо того герцог решил, что смущенное замешательство Селлоуби во время обличительной речи Трента не более, чем самая смешная вещь, которую он наблюдал за долгие месяцы, а Трент самый забавный идиот.
Вот поэтому, в чем его светлость уверил себя, он и пригласил Берти перевезти свое имущество из «Трактира Георга» в Эйнсвуд-Хауз и чувствовать себя там, как дома.
На протяжении обеда Лидия сделала открытие, что манеры мисс Придо безупречны, кушает мисс хорошо, а ее застольная беседа отличается умом, сдобренным милым юмором. У мисс Придо был музыкальный нежный голосок, который напоминал Лидии голос Сары, хотя девушка была намного старше и явно жизнерадостней, чем покойная сестра.
После сыра и фруктов Лидия приступила к допросу.
– Я пришла к заключению, что ты сбежала из дома, – спокойно заявила она.
Девушка отложила нож, которым чистила яблоко и встретилась взглядом с Лидией:
– Мисс Гренвилл, я понимаю, что убегать глупо, а убегать в Лондон, наверно, безумие, но есть же предел терпению, и я его достигла.
Ее история оказалась не вполне обычной.
За два года до этого ее мать неожиданно ударилась в религию. Женские наряды были забыты. Танцы и музыка оказались преданы забвению, кроме священных гимнов, разумеется. Все книги, кроме Библии, проповедей и молитвенников оказались под запретом. Тайно проносимые мисс Придо копии «Аргуса» стали единственной ниточкой, связывающей ее с «разумным миром», как выразилась она.
– Прочитав ваши статьи и очерки, – рассказывала она, – я полностью осознавала, что встречусь в Лондоне с трудностями, и была к этому готова, уверяю вас. Если бы не ограбление, я и в мыслях не держала вам навязываться. У меня хватало средств заплатить за постоялый двор, пока я не найду работу, и я готова была все сделать честь по чести.
Ее личико пришло в движение, а огромные глаза заблестели, но девушка быстро взяла себя в руки и продолжила:
– Мама и ее фанатичные друзья выжили из дома папу. Я не видела его две недели, когда мама объявила мне, что я должна отказаться от драгоценностей тети Лавинии. Секта захотела напечатать проповеди брата Огберта. К несчастью, все издатели выпускают книги с помощью такого инструмента дьявола, как расходы за работу. Мама заявила, что я должна пожертвовать последней вещью, оставшейся от тети, ради спасения душ.
– Хотят ли они быть спасенными или нет, – пробормотала Лидия. – Такого и в Лондоне полно. Тратят деньги на Библии и памфлеты, когда люди нуждаются в работе, крыше над головой и маломальской пище.
– Я чувствую в точности то же самое, – согласилась Тамсин. – Наверно, я не смогла бы отказаться от тетиных драгоценностей в пользу этих мошенников. Она оставила мне вещи по завещанию, и, когда я надевала их или просто на них любовалась, я вспоминала о ней, какой хорошей она была, и как часто мы с ней смеялись. Я о-очень любила ее, – с дрожью в голосе закончила она
У Лидии все еще хранился медальон Сары. Не будь он сделан из дешевого металла, папа заложил бы его или проиграл бы карты. И тогда Лидия, у которой не осталось сувениров на память о матери, ничего бы не имела и от сестры тоже.
Лидия не носила медальон, потому что вещица оставляла зеленые следы на коже, но она держала его в шкатулке в спальне и вытаскивала каждый вечер, вспоминая о своей сестренке, которую так нежно любила.
– Прости, – мягко сказала она. – Возможность вернуть вещи тети невелика.
– Я понимаю, что это безнадежно, – согласилась Тамсин. – Я бы не возражала, если бы у меня забрали все вещи, но оставили только это. Впрочем, теперь уже воры перерыли все и нашли их, и, конечно же, не вернут драгоценности, я уверена.
Лидия начала прикидывать в уме.
– Они очень дорогие?
– Не могу точно сказать, – ответила Тамсин. – Там были рубиновое ожерелье с браслетом и серьги им в пару. А также аметистовый гарнитур, очень старый, в серебряной филигранной оправе. И три кольца. Они не поддельные, но не могу сказать, сколько они стоят. Я никогда не оценивала их. Для меня стоимость не имела значения.
– Если драгоценности не фальшивые, то велика вероятность, что они окажутся у скупщиков краденого, – заявила Лидия. – У меня есть осведомители, связанные с этим рынком.
Она позвонила в колокольчик, и когда минутой позже появилась Милли, попросила ее принести письменные принадлежности.
– Мы составим подробный список, – сообщила своей гостье Лидия, когда горничная ушла. – Ты можешь их описать?
Тамсин кивнула.
– Прекрасно. Это улучшит шансы выследить их. Не то, что бы мы сможем рассчитывать на их возвращение, – предостерегла Лидия. – Ты не должна питать напрасных надежд.
– Мне бы совсем не стоило о них беспокоиться, – спокойно произнесла девушка. – Но так ужасно, что я постаралась спасти их от маминой шайки набожных воров, чтобы только потерять их из-за шайки таких же, только нечестивых. Если бы она узнала, то непременно заметила бы, что это суд Божий, но я все равно бы не стала снова слушать ни этого, ни каких-нибудь еще желчных проповедей. То есть, вы же не чувствуете себя обязанной рассказать им, где я, верно? Я оставила письмо, в котором написала, что сбежала с возлюбленным. Сейчас они думают, что я в море на пути в Америку. Видите ли, я была вынуждена придумать что-нибудь исключительно безнравственное, чтобы предотвратить погоню.
Она залилась краской, а ее нижняя губа задрожала.
– Если ты не почитаешь отца своего и мать свою, то это дело твое, – произнесла Лидия. – И их беда. Я тут ничего не могу поделать. Если ты хочешь удостовериться, что они не узнают, где ты на самом деле находишься, то я посоветовала бы тебе сменить имя на что-нибудь менее благозвучное.