Последний негодник - Страница 48

– Вашего камердинера стоило бы повесить, – сказала Лидия. – Принял бы во внимание хоть ваш титул, если ничего другого не может, прежде чем позволил вам выйти из дома в таком распущенном виде.

– Кто бы говорил, – возразил его светлость. – У меня, по крайней мере, хоть одежда имеется.

Эйнсвуд не соизволил даже взглянуть на свой наряд. И пальцем не пошевелил, чтобы застегнуть хоть одну пуговицу, заправить рубашку или расправить платок.

А Лидия вынуждена была крепче сцепить на коленях руки, чтобы удержаться и не проделать это самой.

– Дело в том, что вы герцог, Эйнсвуд, – напомнила она.

– Проклятье, то не моя вина.

Он отвернулся и стал смотреть в окно.

– Нравится вам или нет, но это то, кем вы являетесь по сути, – продолжила она. – Как герцог Эйнсвуд вы представляете нечто более значимое, чем вы сами: достославный род, к которому прислушивались столетия назад.

– Ежели мне захочется выслушать назидания о моих обязанностях перед титулом, то могу пойти домой и выслушать проповедь Джейнза, – отмахнулся он, все еще обозревая пробегавший мимо пейзаж. – Мы около Фрэнсис-стрит. Мне лучше выйти одному и осмотреть здание. Вы слишком бросаетесь в глаза.

Не дожидаясь ее согласия, он дал указания кучеру остановиться на безопасном расстоянии от дома.

Лишь Эйнсвуд взялся за дверь, чтобы открыть ее, как Лидия предупредила напоследок:

– Надеюсь, вам не придет на ум пытаться сделать что-то самому. Это дело нужно тщательно обдумать. Мы не знаем, сколько их там сегодня вечером, так что вам не стоит вламываться с какими-то наскоро состряпанными идеями…

– Поди уж, пора бы горшку перестать попрекать котелок сажей, – заметил он. – Я знаю, что делать, Гренвилл. Прекратите суетиться.

На том он толкнул дверцу и сошел.

В намеченный для преступных замыслов день Лидия проспала.

Отчасти потому, что накануне она вернулась домой запоздно. Она провела больше часа, споря с Эйнсвудом после его возвращения с предполагаемого места преступления. Ему в голову взбрела причудливая идея осуществить все вместе с его несведущим камердинером вместо нее, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы искоренить эту идиотскую точку зрения, прежде чем они приступили к решающему вопросу, а именно как осуществить ограбление.

В результате она не могла добраться до постели почти до трех часов ночи. Ей бы стоило быстро уснуть, на душе было легко, ибо замысел, на котором они, наконец, сошлись, был простым и незамысловатым, да и с Эйнсвудом риска предстояло явно меньше, чем вместе с Хеленой.

В равной степени и совесть Лидии успокоилась. Ей не пришлось просить Хелену подвергать угрозе все, чего та достигла (не говоря уже о риске жизнью, как таковой, и целостности конечностей) ради девушки, которую та даже не знала. Вместо нее участвовать будет Эйнсвуд, который постоянно навлекает на себя опасность и думает, что нет ничего такого особенного в том, чтобы на спор рисковать своей никчемной шеей.

Не совесть или беспокойство по поводу того, что лежало впереди, не давали спать Лидии, а все тот же ее личный чертенок.

Видения, заполнявшие ее разум, являлись не рисуемыми картинами опасности, с которой ей предстояло столкнуться предстоящим вечером, а теми, что она уже испытала: сильные руки, придавившие ее к твердокаменному телу, медленные основательные поцелуи, иссушавшие ее рассудок, и большие ладони, кравшие ее волю, скользившие по ней, и оставлявшие в ней страстное томление по чему-то большему.

Лидия спорила со своим чертенком. Желать связи с Эйнсвудом значило стремиться к собственной погибели. Он использовал и бросал женщин, и она потеряет все свое самоуважение, если угодит в постель к мужчине, который не уважает ее. В равной мере она потеряет расположение в глазах света, поскольку Эйнсвуд не преминет дать знать о них всему миру.

Она напомнила себе, как много ей тогда предстоит потерять. Даже самые передовые незакоснелые умы ее читателей станут сомневаться в ее суждениях, если не в морали, возьми она в любовники самого отъявленного распутника в Англии. Она говорила себе, что надо быть сумасшедшей, чтобы положить свое влияние, каким бы ограниченным оно ни было, на алтарь плотского желания.

Вдобавок она не могла унять своего чертенка, подзадоривавшего ее поступить согласно своим желаниям и послать к черту последствия.

В результате уже занимался рассвет, когда Лидию унесло в неспокойный сон, и был уже полдень, когда она спустилась к завтраку.

Тамсин, видевшая десятый сон, когда Лидия заявилась домой, поднялась несколько часов назад. Она вошла в столовую вскоре после того, как Лидия уселась, и начала допрос сразу же, как только Лидия сделала первый глоток кофе.

– Вам следовало разбудить меня, когда вы пришли, – принялась распекать Лидию девушка. – Я старалась не уснуть, но по ошибке взяла почитать на сон грядущий том «Комментариев к английским законам» Уильяма Блэкстона , что было подобно доброй порции лауданума. Так что такого неотложного хотела сообщить мадам Ифрита?

– Она нарыла кое-какую грязь на Беллуэдера, – ответила Лидия. – Если это является правдой, то у нас имеется восхитительный разоблачительный материал для следующего номера на нашего главного соперника. Прошлым вечером я проверяла, правда это или ложь.

А истина заключалась в том, что она не могла сказать правду Тамсин. Девочка поднимет немалый скандал, как это сделал Эйнсвуд прошлым вечером. И что еще хуже, Тамсин проведет всю ночь без сна, безумно переживая.